Нестрой

I

Три человека вышли из города — секретарь, портной и рабочий; из трех миллионов безработных — трое.

Они шли без определенной цели — работы не было нигде, а безработные были во всех городах, везде и повсюду. Они просто шли куда глаза глядят.

У секретаря не хватало двух передних зубов, портной слегка хромал, а у рабочего один глаз был стеклянный.

Они с детства знали друг друга, вместе ходили в школу, а когда подросли, начали зарабатывать на хлеб и немногим более того; на войну отправились как солдаты одного пехотного полка и затем под гнетом затянувшейся безработицы скатывались все ниже, пока в один прекрасный день у них не осталось ничего, кроме закаленной в горькой и горчайшей нужде дружбы.

— Пока еще терпимо. Все идет хорошо, и солнце сияет. А воздух-то какой! Чувствуете? Но через несколько часов, этак к полудню, когда подойдет время обеда, — что тогда? И где мы будем спать нынче ночью?

— Если ты уже сейчас начинаешь ныть, так лучше возвращайся сразу домой, — сказал секретарь. — Впрочем, у нас ведь еще осталось семьдесят пфеннигов. На сегодня хватит. Прежде всего надо истратить их. Все, до последнего гроша! Вот когда мы узнаем, почем фунт лиха. Вот когда мы, наконец, узнаем, так ли недосягаем кусок хлеба для нашего брата и все ли пути к нему заказаны… Я, во всяком случае, назад не поверну, лучше сдохну.

Стеклянный Глаз вспомнил совершенно особенное молчание его квартирной хозяйки в последнее время, когда она подавала ему обед или ужин, за который он не мог заплатить.

— Кто сказал, что я поверну! Этого не будет.

— Ну вот! Значит, договорились. Все в порядке. Перед нами открыты все дороги мира, нам надо только выбрать… А истратим семьдесят пфеннигов, продадим первому же оптику твой стеклянный глаз. Выручки хватит еще на день. Все равно ты этим глазом ничего не видишь. Неужто ради красоты дорожить им? Такой роскоши мы себе позволить не можем.

При этих словах Стеклянный Глаз, пытаясь скрыть смущение, с наигранной беззаботностью посмотрел вдаль и бодро зашагал вперед.

— Только, ясное дело, торопиться вы не будете, — сказал ковылявший сзади портной. — Об этом мы договорились. Да и времени у нас много.

— И больше ничего! Ничего, кроме времени!

Они медленно побрели дальше, спокойно, как на воскресной загородной прогулке.

— Мы сохранили нашу личную свободу, мы можем делать что хотим, или не делать ничего. Это тоже кое-чего стоит. Такой независимостью пользуются только богачи, которые могут делать что хотят и владеть чем пожелают, да вот люди, подобные нам, у которых нет даже крыши над головой.

Теперь Стеклянный Глаз припомнил секретарю намеки на его недостаток:

— Ты удивительно умен. Но изволь говорить внятно, иначе никто не поймет твою премудрость. Ты только постарайся хорошенько, может дело пойдет и без зубов.

Портной заковылял быстрее.

— Так что же мы, правда, будем делать, если не найдем работы, а ведь найти ее, ясное дело, и думать нечего.

После долгих размышлений — теперь он старался произносить слова яснее — секретарь сказал:

— Дело обстоит так: кто не кончает с собой, должен есть, кто хочет есть — тот должен работать, а кто не может найти работу, тот…

— Тот должен покончить с собой, — просто подсказал Стеклянный Глаз и улыбнулся, радуясь своей догадливости.

— Нет, он-то как раз и должен, словно дикий зверь, хватать добычу там, где он ее найдет.

— Значит, ты считаешь, если мы вон там, у верстового столба, найдем толстый бумажник, мы, ясное дело, не должны давать объявление в газету и искать потерявшего.

— Я всегда говорил — ты самый умный среди нас… Но серьезно, хотелось бы знать, неужели в наше время жизнь столь безупречно и рационально организована…

— Не так высокопарно, пожалуйста!

— …что трое таких людей, как мы, вынуждены просто-напросто сдохнуть с голоду… Неужели нет в жизни никаких возможностей и путей к спасению?

— Может, я встречу крестьянина, который закажет у меня костюм?

Секретарь взглянул на него, а потом в отчаянии от такого тупоумия и глупости возвел глаза к небу.

— Крестьянин только и ждет тебя… Дорогой мой, и у тебя сохранились еще подобные иллюзии!.. Нет, нам надо настроиться на совсем иной лад, нам не надо даже пытаться искать того, чего в настоящее время в Германии просто нет, особенно для мужчин старше сорока. Если справа мы увидим заводскую трубу, нам следует свернуть налево. Ибо у каждой такой трубы в ожидании стоят тысячи более молодых безработных. Я предлагаю не искать работы. Я верю в счастливый случай. Хотя в случай, который даст нам работу, я не верю.

— Но что же тогда?

— Если бы я знал, я давно бы сделал. А может, ты знаешь, ты ведь самый умный среди нас.

Портной смачно выругался. Но секретарь промолчал.

— А вдруг в меня влюбится какая-нибудь бабенка и мы поженимся, — сказал Стеклянный Глаз после долгих размышлений.

— Да уж, во всяком случае, хоть ты и очень красив, тебе все же легче найти жену, чем работу.

— Если ты не будешь говорить внятно, я не пойму ни слова. — И Стеклянный Глаз, задрав подбородок, пошел быстрее.

— А что же мы от твоей женитьбы выиграем? Мы будем шагать вчетвером. Или ты надеешься, что у той, которая в тебя влюбится, будут денежки?

— Ну, может, хоть маленькая лавчонка! И я буду вести счета.

— Веди, веди. Только добросовестно! — раздраженно проворчал секретарь и умолк.

Остальные тоже молчали. Неожиданно ими овладела безысходная тоска. Углы губ опустились, и лбы перерезали, глубокие морщины. Но ни один не мог бы поделиться с другими смутными обрывками своих воспоминаний и ощущений.

Они подошли к маленькой мельнице, которую приводил в движение вол, безостановочно ходивший по кругу. Шест, с привязанной к нему охапкой сена, кружился вместе с мельничным жерновом. Вол тянулся к приманке — охапке сена — и при этом приводил в движение жернов.

Друзья долго стояли, молча наблюдая за ним.

Секретарь угадал, о чем думают остальные.

— Выкиньте эту мысль из головы! Этого вы никогда не добьетесь. Наш лозунг: и не работающий тоже должен есть! Спрашивается только, кто даст нам еду… Вот сейчас зайду в дом и скажу: «Мы хотим есть».

— Почему же только скажешь? Ясное дело, я хочу есть.

Тут они услышали злобное ворчанье, и вдруг бешено залаяла дворовая собака. Все трое невольно вздрогнули и, прижавшись друг к другу, поспешно ушли.

Дорога поднималась